Вполне возможно, что непонимание и вопрос – уже хороший результат. И я не иронизирую. Умностей в мире полно, а субъект у вас один – и он промелькивает совсем не там, где вам кажется, что всё уже доступно и понятно. Но всё-таки сами эти схемы – не таинственная скрижаль, а скорее Розеттский камень, ведь обычно к нему имеется комментарий автора. Поэтому нам лишь нужно с тщательностью дешифровщика читать и сопоставлять, делать это медленно, и прежде всего делать это ради знания, а не какого-то поверхностного смысла, которым хочешь заткнуть нехватку.

В ходе чтения шестого семинара Лакана в картеле я столкнулся с одной такой схемой, которая показалась мне довольно ценной, хотя она и не часто фигурирует в психоаналитической и философской литературе (я лично её вообще нигде не встречал). Работа с этой схемой фактически и стала для меня итогом работы в картеле. А также это хороший пример чтения Лакана: неспешно, по частям, не ожидая быстро возникающего целого понимания, но с постоянным обращением к самой практике (как личного анализа, так и работы со случаями).

Я говорю о схеме под названием «Синхроническая схема диалектики желания» из ХХ главы «Фундаментальный фантазм» шестого семинара «Желание и его интерпретация» (стр. 402 русск.изд.). Выглядит она вот так:

 

Множество матем, часть из которых не так уж и часто используется Лаканом в других работах, поначалу сбивает с толку. Но если внимательно читать сам текст, то почти к каждому из них он даёт расшифровку. Изложу значение этих матем в том виде, как это сделано в самой главе.

А – это (Большой) Другой. D – это требование. Первая пара буквально означает «Другой разделённый требованием», т. е. требование в конечном счёте создаёт Другого как место кода, где расшифровываются требования (сперва требования влечений, а затем и артикулированные требования).

Sr – это «субъективация Другого» или иными словами, реальный субъект, к которому будет направлено требование как к Другому. D – требование любви, оно же требование, которое относится исключительно к альтернативе присутствия и отсутствия. Требование любви – это единичное требование, сводящее к ничто любые другие, именно поэтому оно перечёркнуто, а само оно сводится к фразе «будь там, где я жду твоего присутствия!». Вторая пара представляет собой обращённость требования любви к конкретному живому субъекту.

A – перечёркнутый (Большой) Другой, то есть нехватка означающего в Другом. S – собственно само означающее, а также опора на означающее («доверие к слову»). Третья пара составляет наибольшую сложность, Лакан её комментирует следующим образом: «это значит, что нет означающего, которое гарантировало бы, что появление в речи тех или иных означающих приведёт к конкретным последствиям». Другими словами, само наличие означающего рано или поздно указывает на неполноту или своего рода неконсистентность Другого.

Пара S и a – два элемента фантазма (формула S◊a), которые прочитываются как перечёркнутый/расщеплённый субъект и объект маленькое а. Их Лакан проясняет как по ходу всего семинара, так и коротко в данной главе. Перечёркнутое S – это имя «бессилия субъекта получить на уровне истины от Другого какие-то гарантии» (т. е. нехватка означающего для субъекта). Объект малое а – это «объект желания», впрочем не то, что желают, а то что на самом деле желают, желая какой-то объект. Также его можно понять как представитель чего-то, что выражает «последнее, остаточное стремление субъекта, стремление, за пределами требований и ни одним из них неисчерпаемое». Иными словами этот объект репрезентирует нехватку как таковую в форме реального стремления субъекта.

Ну и наконец элементы A`, A“, A“` – представляют собой неисчерпаемую серию попыток возместить Другого как место речи. Буквально эта серия – символ того, что со стороны Реального никогда не придёт то, что способно раз и навсегда ответить на нехватку в субъекте (S). Могу предположить, что это те самые версии Другого, позволяющие мне продолжать говорить – Другой дискурса, Другой переноса, к которому я обращаю речь.

Несмотря на появление «легенды карты», схема казалась мне довольно странной, по крайней мере поначалу ничего нового в понимании фантазма или требования она мне не добавила. Поэтому я продолжил разбираться и продумывать её значение, вернувшись к самому началу – к точке её появления и самому названию. В самом деле схема про диалектику желания, но в ней нет ни слова про него, нет и соответствующего знака (у Лакана знак желания – (малое) d). Как же так?

Что ж, перейду здесь к собственным спекуляциям. Как отмечает Лакан эта схема синхроническая (т. е. это одномоментный срез), но изложить её можно только в диахронии (последовательно), но это ни в коей мере не означает какого-то генезиса. Это можно понять так, что данная схема учит нас прежде всего слышать элементы схемы в речи, как бы добавляя ей разные уровни. В этом смысле фантазм действительно нужно суметь помыслить не только генетически (когда он возник?), а структурно (где и как он различим, слышим?).

Подобная мысль подталкивает и к следующему допущению: то самое отсутствующее в схеме желание на самом деле в нём есть, но его место – не быть элементом, а быть функцией, пробегающей эти элементы. В самом деле, Лакан говорит: «схема синхроническая», но она про «диалектику желания». А ведь диалектика в лаканиане – это не какая-то дежурная отсылка к гегелевскому противоречию, скорее знак, указывающий на неуловимость перехода (когда одно становится другим), на возможность другого смысла (когда одно начинает значить совсем другое). И в этом смысле действительно прямое указание на желание превращает его в требование, но тогда быть может прослеживание неоднозначности и движения требования открывает место желания?

Тот факт, что в нашей психике пересекаются и сталкиваются разные требования (требования от Другого и к Другому, требования влечений, требование любви, требование к миру соответствовать означающему) открывает возможность сдвига, в котором способно обнаружить себя желание. Более того, Лакан даёт ещё одну подсказку, которую стоит воспринимать почти буквально: он пишет перед введением схемы о том, что «субъект есть желание», а его опора в объекте фантазма, как наиболее законченной формы объекта. Это можно трактовать так, что правая часть схемы – это те позиции, которые занимает субъект (в поиске места для себя или места для своего желания, что одно и то же), а левая – разные формы объектов, служащих опорой субъекта, среди которых только последний уровень даёт устойчивое место для чего-то действительно субъективного.

В этом плане четыре строчки, записанные Лаканом – это своего рода клинический ориентир для аналитика, слушающего речь анализанта. Чтобы открыть желание, необходимо допустить вот эту сложность: что одна и та же речь (синхронически) может содержать в себе второй, третий, четвёртый уровень и серию остаточных А. Само желание оказывается не содержательным словом (я хочу то-то), а функцией, логикой «ещё…», в которой моё требование, мой ответ в означающем может обернуться находкой в духе «а ещё я думаю/действую как будто хочу Х (за которым открывается сцена фантазма)». Мне кажется очень важно напоминать себе, что аналитик не слушает истории, чтобы узнать из них «как субъект говорит о своих желаниях», он слушает «какое место субъект занимает в речи, что указывает на его желание». Потому что любое осмысленное высказывание про «Я (уверен что) хочу то-то» практически всегда указывает на измерение требования или идентификации с господским означающим, желание же как таковое промелькивает в почти бессвязных «Но я (не)хочу!» или в загадочных сценах, которыми не хотят делиться, но в которых «что-то есть» (что указывает на фантазм).

Мне это хорошо понятно на опыте личного анализа. Первые несколько лет я постоянно задавался вопросом: «Что мне делать?». По сути это был вопрос о желании (возникший из начитанности о психоанализе) – я требовал от аналитика помочь мне, дать ответ на вопрос «в чём моё желание?» или хотя бы «как его распознать, буквально какой знак мне даст понимание, что это моё желание?». Когда я наконец обнаружил, что эти вопросы меня больше не посещают, то был очень удивлён. Как мне кажется, многие годы, раз за разом перезапуская свою речь в кабинете, я привык к тому, что желание не имеет имени или образа, оно оказывается причиной того, что я уже делаю. Я кое-что могу сформулировать о своём фантазме, о личной версии Другого, о способах наслаждения, но для желания нет имени, кроме апофатических (т. е. негативных) – «нечто иное, чем требование», «нечто помимо артикулированных причин моих поступков», «нечто, что творится не без субъекта, не без Другого, не без нехватки». Возможно к неуловимости и изменчивости желания и правда нужно в каком-то смысле «привыкнуть»?

И поэтому ответ на вопрос о диалектике желания довольно прост: для психоанализа важно поддержание/сохранение самого желания. При этом невозможно сохранить желание там, где происходит приостановка движения, фиксация, упорство или какая-либо фанатичная приверженность стороне объекта-опоры (A, Sr, A, а). И фантазм как последняя пара в схеме указывает на это: иметь фантазм – это значит «не иметь» одного извечного объекта в мире (поскольку объект а – не конкретная вещь или человек, но форма для выражения стремления, созданного потерей самого ценного в жизни), не иметь стабильного означающего для субъекта. Именно это можно было бы назвать кастрацией в логике шестого семинара.

Возможно поэтому Лакан в конце этой главы упоминает фразу «Кто хочет сохранить свою жизнь, потеряет её». Парадокс этой фразы заключается в том, что «сохранить жизнь» может быть как равно «сохранению желания» (что точнее было бы назвать «сохранением живости/изменчивости, присущей жизни»), так и быть его полной противоположностью – «сохранением объекта» («сохранением того, что кажется важной составляющей жизни»), убивающим желание. Фиксация на объекте или означающем превращает желание в требование, а там, где только требование – есть лишь «потерянная жизнь» (именно так часто звучит жалоба анализантов, в жизни которых слишком много требования). Поэтому Лакан добавляет, что тем, кто в обратной манере согласится жизнь потерять, не стоит надеяться на то, что он немедленно её обретёт. Ключевое слово здесь, как мне кажется – это «немедленно». Принимая потерю объекта, мы открываем возможность, а не гарантию появления нового желания, позволяющего жизни продолжаться.

Размышляя о том, что открывает эта схема, я также обнаружил, что логика уровней может читаться ещё и как предельная точка, которой достигает или не достигает та или иная психотерапия.

Первый уровень («А-D») – это предел коммуникативных теорий и КПТ, которые искренне уверены, что главная задача это сделать коммуникацию с другими точной, соответствующей коду (на котором строятся сообщения). Сама идея какого-то другого этажа отвергается, поскольку только мешает сосредоточиться на том, чтобы обучать и тренировать человека для решения этой проблемы. Если бы существовал только этот уровень, ничего субъективного в подлинном смысле бы не было. И если воспринимать человека только в этой рамке, то в какой-то момент кажется очевидным, что человек – не более чем биомашина со сбоями, отражающимися на точности коммуникации. Вопрос о том, почему вдруг отлаженная коммуникация с другими обернётся счастьем для человека – у таких пси может вызывать только искреннее непонимание или почти осязаемую тревогу.

Второй уровень («Sr-D») открывают те пси-теории, которые в значительной степени сконцентрированы на теме «привязанности». Это как теории импринтинга, так и многочисленные американские школы (в т.ч. эго-психоанализ). В рамках такого подхода самое важное – не понять нормы коммуникации, а ту конкретную модель, которая сложилась в раннем опыте с родителями и окружением. Подобный подход часто выдаёт себя за психоанализ, т. к. интересуется детством со всеми его травмами и нюансами. Однако он также быстро сползает к первому подходу: когда ошибки и проблемы найдены, как будто бы нужно переучить клиента не проецировать свою раннюю модель на любые отношения. Здесь предпочитают говорить очень общими словами: абьюз, а не страдание, привязанность, а не любовь. При этом, не побоюсь этого выражения, большая ложь концепций привязанности строится на том, что исследование конкретного родителя/опекуна и нацеленного на него требования любви почти всегда избегает каких-либо моментов сексуализации (как если бы пол другого и самого клиента всегда был некоторой случайностью, добавляющейся сильно позже).

Третий уровень («A-S») уже требует чувствительности к вопросам означающего, однако ценой их десубъективизации. Это психотерапевты, которые пытаются примирить человека с тем, что не всё схватывается в слове, в т.ч. научить его жить в актуальной реальности чувств и переживаний. В каком-то смысле это и самый ранний Лакан, делающий акцент на том, что по ту сторону образа и символа есть несимволизированное Реальное. Но чаще это гештальт-терпия, юнгианство и другие дискурсы, возвещающие что «карта – не территория». В таком ракурсе любят говорить об опыте, самом разном живом опыте, в т.ч. нуминозном. Проблема однако в том, что при выборе между агностицизмом (реальность непознаваема) и догматизмом (есть хорошее знание о реальности) такие психологи почти всегда выбирают второе, ничуть не смущаясь о том, что их собственные учения или интерпретации могут быть совсем не близки клиентам. На этом уровне всегда легче выдумать архетип или универсальные модели взаимодействия со средой, чем допустить, что субъект ведом желанием, которому нет простого и разумного объяснения.

Наконец, четвёртый уровень, уровень фантазма – это и есть психоанализ, ищущий способ говорить о бессознательном желании, об уникальном способе субъекта наслаждаться. В этом плане психоанализ и аналитик оказываются на стороне желания субъекта не в силу какой-то догмы или гуманистической идеологии, а просто потому что при другой позиции нечто не работает. Не допуская фантазм как опору субъективного желания, невозможно ни начать слышать что-то по ту сторону требования, ни воздействовать на что-то в субъекте помимо выученных слов. Такая психотерапия не сводима к обучению, адаптации, принятию, её ключевые метафоры – дешифровка и реконструкция. Фантазм при этом – не предел в психоаналитической работе, хотя для Лакана 1958-59 гг. всё ещё актуально представление о конце анализа как о реконструкции и пересечении фантазма. Вместе с тем именно индивидуальный фантазм является краеугольным камнем, на основе которого лакановский психоанализ выстраивает ненормирующее отношение с клиентами – отношение, в котором и аналитику, и анализанту позволено быть странными.