В основе теории четырёх дискурсов Лакана лежит простая идея: фундаментальным дискурсом для нашей культуры является дискурс господина, опирающийся на логику вытеснения (т.е. он и создаёт нижние этажи схемы и блокирует к ним прямой доступ). Таким образом все дискурсы – это устойчивые формы речи, фундированные существованием бессознательного и необходимостью другого.

Все четыре дискурса образованы “поворотом” господского дискурса, именно таким образом Господин всегда порождает себе Истерика (того, кто обращается к Господину) и исторически смещается в сторону Университета (скрытый Господин), а затем Аналитика (отменённый Господин). При этом Лакан не утверждает, что это единственные структуры, организующие речь. Вероятно существуют десятки и сотни различных вариаций дискурса, поскольку общая логика всех дискурсов проста:

То есть дискурс – это способ поддерживать Другого, где семблант – это уникальная связка Воображаемого и Символического, которая создаёт своего рода вуаль для Реального (в котором, Другой не существует).

В таком случае появление пятого, нарушающего прежнюю логику дискурса капитализма, можно рассматривать как первую ласточку для тройки новых. Если дискурс капитализма показал свою устойчивость, то как минимум некоторые его “повороты” также могут оказаться стабильными и повторяющимися. Сразу оговорюсь, что это пока первые пробы подступиться к теме. Занимались ли более авторитетные авторы этой темой или нет, я, увы, не знаю, поэтому в каких-то моментах, я хоть и опираюсь на структурные вещи, это вовсе не гарантирует отсутствие отсебятины.

Попробуем рассмотреть четыре вариации “капиталистических” дискурсов, образованных поворотом предложенного Лаканом (в конечном счёте он сам предлагает его как замену Господину, который и образовал три других). Используя ту же логику, что и в классических дискурсах, мы получим следующие схемы:

Первая схема (сверху слева): дискурс капитализма, он же “капиталистический господин”.

Безусловно это самая главная схема, позволяющая по-новому увидеть процессы, происходящие и в современном обществе, и в клинике. Необычное положение субъекта по отношению к идентифицирующему означающему можно увидеть например, в том, что многие анализанты больше не демонстрируют эффекта удивления там, где аналитик подчёркивает идентификацию. Вместо открытия и приостановки идентификации появляется высказывание в духе “Ну да, я вообще это выбрал сам” (проблема, однако, в том, что этот “выбор” действительно был, но совсем не там, где человек думает, что сознательного его выбирал). Но, пожалуй, наилучшей иллюстрацией стоит признать тип современного потребителя, который верит в то, что выбор правильного ориентира (будь то бренд, пример другого или точная идентификация) ведёт к продуманным шагам (знание “как”), а они к удовлетворению. Если же оно не случилось и тревога или фрустрация сохраняется, то претензии можно предъявлять только к себе. Сверх-Я такого субъекта как бы говорит: “Выбери/попробуй другое”, тем более, что предложение почти неограниченно.

Ключевые элементы: агент как в истерике, но обращается он не только к другому (со знанием, как в дискурсе господина), но и на (скрытое) господское означающее (как универ). Это действительно истерик без истерики, т.к. никакого чёткого Другого ему не противопоставлено, в качестве визави – всегда услужливое (рабское) знание “Чего изволите?”. Требование же точно такое же как и в дискурсе господина: “удовлетворите меня!”.

В первом приближении – это не столько капиталист, точнее будет назвать это *дискурсом брендов и идентификаций*. Или дискурсом *продвинутого потребителя*. Мы имеем дело с ним, если можем опознать что-то вроде кредо “Я – носитель нехватки, но господское означающее – это путь к знанию “как”, дающее удовлетворение, снятие тревоги”.

Вторая схема (сверху справа): “капиталистический университет”.

Капитализм, построенный на идентификациях, не особо нуждается ни в университетском знании, ни в обезличенной бюрократии, ни в смягчении господского жеста. Поэтому размывание дискурса университета неизбежно должно было породить его суррогат.

Ключевые элементы: агент как в универе (“знание вообще”), но опора на субъекта нехватки (как у мэтра), на месте продукции – S1, т.е. идентификация. Перечёркнутый субъект на месте истины может быть понят и как “образование с человеческим лицом” (т.е. обучающему позволено быть субъективным), и как “обучение из нехватки” (т.е. обучающий теперь неплохо сознаёт, что учит не ради знания, а потому что умеет так зарабатывать/получать удовольствие).

Условно это скорее *дискурс около-университета*, т.е. современных мастер-классов и популяризаторов науки. Сюда можно причислить всех тех, кто занимается просвещением через публичные, но не официальные проекты. Эти проекты не связаны с дипломами и квалификациями, они ориентированы на то, чтобы поддерживать свою идентификацию или вручать их другим. Любые знания или компетенции здесь сразу же перетолковываются как некие “софт скиллс”, говорящие о том, какие инвестиции ты сделал в себя. Другой (возможный) пример – это разные психологизированные мастер-классы, особенно касающиеся тела. Универ/бюрократ тоже обращаются к “телу”, но скорее как к посчитанной абстракции, “капиталистический” преобразователь человеков склонен действовать напрямую – тебе нужно то-то и то-то доделать/дорастить и тогда получится “правильный некто” (конечно же, соответствующий S1, которое производит этот дискурс).

Скорее всего это неустойчивый дискурс, который легко скатывается к базовому: продавать себя и свой продукт намного легче, если ты предлагаешь идентификации и бренды (S1), а не себя как субъекта с личными сомнениями и нехватками ($).

Третья схема (снизу слева): “капиталистический аналитик”.

Должен ли аналитический дискурс подстраиваться под новые условия? Лично я считаю, что аналитическая позиция – это важное достижение в области речи и клиники, и прощаться с ним пока рановато. Напротив, вызов современности скорее состоит в том, как остаться аналитиком, если все вокруг носятся с идентификациями? (и мне кажется, многие публично высказывающиеся аналитики с этим не справляются).

Ключевые элементы: позиция аналитика как объекта, но обращенная к S1.

Я полагаю, что такой дискурс практически невозможен. Тот, кто обращается к господскому означающему, не может занимать позицию объекта, а объекту нечего сказать идентификации. Такой дискурс скорее может быть иллюстрацией тупика аналитика, который вместо того, чтобы увидеть в анализанте субъекта, пытается его произвести. Ну или добраться до него, щадя и слишком серьёзно воспринимая все его идентификации. Это не просто бессмысленно, но и чревато тем, что на месте аналитика не удержаться. Более того, чтобы обращаться к S1 на месте истины должно быть не особое аналитическое знание (S2), а скорее классическое господское знание (“я лучше Вас знаю, что вам нужно”). Классический аналитический дискурс допускает господское означающее только в одной форме – как продукт, выпавший из речи изолированный элемент, к которому можно занять дистанцию. Любые другие формы – это возврат Господина, а значит, конец психоанализа.

Четвёртая схема (снизу справа): “капиталистический истерик”.

Если дискурс капитализма господствует, то у него есть и неизбежный спутник – тот, кто всерьёз обращается к агенту такого дискурса. Проблема в том, что визави Господина – это истерик, одной рукой обесценивающий, а другой утверждающий Господина. Но говорящий в дискурсе капитализма уже истеризован, следовательно его визави будет неизбежно “мэтризован”.

Ключевые элементы: Истина как у истерика, но агент – господское означающее, а на месте другого – субъект, которому вменяется дать доступ к некому знанию.

В первом приближении этот дискурс описывает новый тип активиста, крайне озабоченного борьбой с различными формами современности/капитализма, которую он осуществляет вполне в согласии с ним. Особенно явно на это указывает агентность как в классическом Господине: современный эко-, фем-, лгбт-, либертариан-, альтрайт-, антикап- и любой другой “прогрессивный” активист ведёт себя как тот, кто лучше других знает и не терпит никаких дискуссий или сомнений в том, какие означающие он приписывает себе и другим. Это своего рода порыв истерика, но затребующий себе не внешнего Господина, а присваивающий его суть. То есть истерик сам себя клеймящий означающим. Классический активист – это всё-таки истерик, который на первое место ставит не теорию, а чувство отчужденности, чего-то неправильного в социо-символической реальности (конечно, таковые сохраняются и сегодня, но они не находят общего языка с новым типом).

Внешним другим для него является субъект, желающий быть услышанным (как в аналитическом дискурсе), однако предложить такой дискурс может ему только “слиться” со знанием. В каком-то смысле именно в этой точке лежит ответ на вопрос, почему почти всегда такие “активизмы” порождают сильнейшее разочарование, редко приводящее к разрыву с данной идеологией. Такие активизмы порождают лишь S2, т.е. болтовню, но никакого удовлетворения. Однако и болтовня может стать источником прибавочного наслаждения, более того, отбрасывание идеологии слишком явно угрожает иллюзии “здесь меня (настоящего меня, как субъекта) действительно слышат” (хоть и не могут ничего изменить).

Таким образом дискурс капитализма создаёт прочную пару между собой и своей креатурой в виде безопасного критика, активиста, который лишь запускает с новой силой тревогу и поиск идентификаций (что включает человека в многочисленные сети потребления и участия). В каком-то смысле ирония ситуации заключается в том, что на месте “господина” – слабый субъект, субъект-потребитель, верящий в доступ к удовольствию, а его визави – “истерик, вооружившийся теориями”, который в гробу видел любых субъектов (разве что только как подчинённых теориям, делающим то, что от них ждут, что требуется), по-господскому хамский активист, верящий только в свои слова. Мне кажется, именно в таком разрезе (пара дискурсов и нестабильные вариации) эта тема будет востребована в скором времени, и потому весьма перспективна для разработки.