Психоанализ как практика свободы. Часть 1

Константин Зайцев

Страдание как несвобода

Моё сообщение я бы хотел построить как комментарий к высказыванию, которое сделал в ходе своего седьмого семинара «Этика психоанализа» Жак Лакан: «Ибо что мы вообще в анализе ищем, как не истину – истину, которая сделала бы нас свободными». Для меня это высказывание звучит как ключевое определение психоанализа.

Итак, о какой истине идёт речь и как она может сделать свободным?

Страдать – значить быть не свободным, быть и чувствовать себя не причиной, а следствием, зависеть от чего-то такого, что помимо твоей воли и желания принуждает тебя к чему-то, что тебе неприятно и не хотелось бы. И это, что-то такое, что проявляет себя как повторение. Например, пациенты, которые приходят с жалобой на т.н. панические атаки говорят, что их пугает само ожидание того, что приступ страха может внезапно повториться. Или, когда вдруг удивлённо обнаруживаешь, в собственной речи или собственных поступках возвращение какого-то способа действия, который определяет тебя, хотя тебе кажется, что ты другой.

Страдание мы можем определить как несвободу, которая обнаруживает себя в повторении чего-то, что помимо нашей воли и желания определяет наш способ бытия, или иначе наш способ наслаждения. Такой вид причинной обусловленности Лакан в 11 семинаре определяет, используя греческий философский термин, как автоматон.

Жак Лакан: «Ибо что мы вообще в анализе ищем, как не истину – истину, которая сделала бы нас свободными»

ПРИЧИНА ПОВТОРЕНИЯ

Считается общим место, что причиной повторения, повторения навязчивого, а значит и причиной страдания выступает травма, психическая травма. При этом считается, что травма наносится неким травматическим событие, произошедшим в жизни человека. Но остаётся вопросом, почему то или иное событие способно травмировать, и ещё настоятельнее вопрос – а что травмируется? Что выступает той тканью, субстанцией, которой наносится травма? Как в самых первых случаях истерии, которые послужили отправной точкой для психоаналитического опыта, например в случае Элизабет фон Р. Фрейд пишет, что боль в бедре, которую испытывает молодая женщина, не может быть объяснена дисфункциями тканей или функций, но что-же тогда нарушено, травмировано?

Фрейд обнаруживает в этом симптоме несбывшееся, несбывшееся желание. Симптом явился знаком этого несбывшегося. Позже Фрейд докажет, что бессознательное обнаруживает себя в сбое, в ошибке, в том, что он назвал «образованиями бессознательного». Бессознательное даёт о себе знать сбоем, чем-то, что стремится осуществиться, случится, но не случается. Если бы причина травмы заключалась в неком внешнем травматическом событии, то бессознательное было бы привилегией только «травмированных» субъектов, но бессознательное обнаруживается повсеместно, это общее свойство всех людей, т.е. всех говорящих существ. Следовательно, гипотеза «травмирующего» события требовала пересмотра. Травмированы должны быть все. Бессознательное, по-сути, это и есть травма, как несбывшееся.

ИСТИНА НЕСБЫВШЕГОСЯ

Обнаружив бессознательное, Фрейд обнаружил место истины. Эта истина – истина желания, которое никогда не может быть удовлетворено. Истина, которая открывается в анализе – это истина кастрации. Но Фрейд мыслил кастрацию как последствие запрета, поскольку бессознательное желание суть желание инцестуозное.

Лакан предложил иное решение. Проиллюстрируем отличие его подхода на примере устройства сновидения. Фрейд утверждал, что в сновидении имеет место желание субъекта, но в форме, в которой оно остаётся неузнанным. Явное содержание сновидения – это изображение мыслей сновидения средствами цензуры, которая стремится оставить желание неузнанным, поскольку истинное желание должно оставаться под запретом.

Лакан предлагает иную интерпретацию. А что если желание – это не то, что обладает бытием, как уже чем-то случившимся, уже ставшим, уже существующим? А что если желание – это и есть то, что стремится сбыться. Оно ещё не есть как что-то свершившееся, но это чистое стремление к свершению. То есть желание – это то, что ищет своего осуществления? Тогда явное содержание сновидения можно понимать не как результат запрета, а как попытка сновидения изобразить то, что не поддаётся изображению, поскольку ему нет оформленного эквивалента в виде образа, или вещественного аналога или знака. То есть явное содержание сновидения – это попытка изобразить желание с помощью тех изобразительных средств, которые имеются в распоряжении воображения, хотя эти образы не изображают предмет желания.

Приведём вслед за Лаканом пример знаменитого детского сновидения, когда маленькой Анне снится чаша с фруктами. В отличие от истолкования предложенного Фрейдом Лакан предлагает следующее толкование: девочке снится не предмет её желания, в силу того, что она была на яву лишена возможности съесть фрукты, то в силу того, что фрукты изображают желание как таковое, желание «праздника», желание испытать наслаждение, приносимое лакомствами. Другими словами, образ вазы с фруктами – это не изображение конкретного предмета желания, а означающее желания как такового.

Как ни странно, но это не просто новая теория, предложенная Лаканом на место старой фрейдовской, а перепрочтение идеи самого Фрейда, обнаружившего механизмы работы сновидения – сгущения и смещения. Лакан указывает, что эти два механизма строго соответствуют механизмам метафоры и метонимии, т.е. изобразительным механизмам языка. Фактически Лакан развил до предела фрейдовскую логику, что открыло возможность преодолеть ряд теоретических затруднений, которые обнаружились в теориях первых последователей Фрейда.

Иными словами, бессознательное – это и есть то, что терпит неудачу, неудачу дать выражение тому, что пытается обрести существование – желанию. Травма, как неудача состоит в том, что выразительные средства, используемые психикой – метафора и метонимия – способны выразить нечто, только в форме чего-то иного или иначе – в выражении «требует осуществление что-то другое». Это и есть та расщеплённость субъекта, которая является открытием психоанализа.