Константин Зайцев

психоанализ как практика свободы. часть 2

Эндрю Уайет "Ветер с моря"

ОЗНАЧАЮЩЕЕ КАК ПРИЧИНА РАСЩЕПЛЕНИЯ И ТРАВМА КАК ЕГО ЭФФЕКТ

 

Выразим тезис предельно – единственная причина травмированности человека – использование языка. Мы травмированы языком. Единственная психическая травма – это расщепление произведённое тем, что мы говорим.

 

Как известно до сих пор главенствует теория, согласно которой человек равен своему самосознанию. Вершиной такого способа мышления стала философская система Гегеля. Так до сих пор мыслит академическая психология, так мыслит современная психотерапия, так мыслит до сих пор обыватель. Когда человек приходит в кабинет, то начинает говорить о своей жалобе и о себе, не отличая себя как рассказчика и того, о ком он рассказывает. Каждый из нас рассказывает «о себе», представляя себя как главного героя своего рассказа, как подлежащее, субъект. Но фактически мы говорим очарованные своим воображаемым двойником. Это и есть наглядное выражение того удвоения себя, которое производится речью. Это и есть состояние расщеплённости, когда говорящий не «слышит», что говорится. Его акт высказывания остаётся загорожен содержанием высказывания.

 

Кроме того, сами законы артикуляции, которым подчиняется речь, сконструированы так, чтобы «вытеснять» из речи всякую двусмысленность, нелогичность. А равно А – требует закон логики, Я есть Я требует закон этики. Но то, что стремится быть, несмотря на сопротивление самого языка, находит себе место в речи в виде сбоев, ошибок, т.е. оговорок, двусмысленностей, острот и повторений. Настоятельность повторения, это результат неудачи в осуществлении бессознательного, осуществления желания, которому не находится места в речи, кроме как в виде сбоя.

 

Но повторение имеет и иную функцию. Повторение способно вносит различие. Такой элементарной формой различения является простое вторение. Вторение – это когда какое либо событие, повторяется ещё раз, и тогда возникает эффект удвоения, тик-так, тик-так, которое вносит различие между первым и вторым. Именно такую природу имеет означающее. Примером этого служит игра маленького мальчика в фор-да, которую приводит в пример Фрейд. Лакан указывает, что эта игра является попыткой удержать, означить различие которое делить мир на там и тут, и которое произведено уходом матери – мать то уходит, то возвращается, мать то там, то тут и перед ребёнком открывается новое измерение реальности, которая отныне делит его и другое, делит на там и тут, здесь и потом, одно и другое.

 

Это проведённая невидимая граница, которое вводит дополнительное измерение – «по ту сторону». Это измерение, с одной стороны, того, что ещё что-то, кроме того, что есть в наличии, а с другой измерение утраты, того, что не хватает, чего нет, но могло бы быть. Этак граница рассекает сплошность «ткани» бытия, наносит ей травму, разрез, порождает нехватку, порождает желание как желание чего-то ещё. Ожидание встречи, которая не случается и которая своей неудачей вводит навязчивое повторение.

Выразим тезис предельно – единственная причина травмированности человека – использование языка.

ПСИХОАНАЛИЗ КАК ПРАКТИКА ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ПАЦИЕНТА В АНАЛИЗАНТА

 

Мы приходим в анализ, страдающими, т.е. пациентами. Мы настоятельно пытаемся что-то что-то повторить, наверстать, достигнуть. Это навязчивое повторение ухватить всё-таки удачу за хвост – то, что древние греки называли тюхе, и Лакан использует, чтобы указать на второй род причины.

 

Пациент нуждается в помощи, он требует эту помощь и это требование звучит как «скажите, что мне делать, чтобы стать счастливым». Но далее пациент сталкивается с встречным требованиям говорить, всё что приходит на ум. Говорить всё, что приходит на ум означает говорить глупости, в противоположность тому, что требуется в коммуникативной речи, ясность, непротиворечивость, вескость, обоснованность сказанного.

 

Но, как ни парадоксально, только глупая речь способна высвободить место для того, чему в коммуникативной речи не находится места, что оттуда изгоняется, вытесняется. И тогда может произойти то, что в речи пациента начнёт проявляется то, что навязчиво, настойчиво ищет своего признания, своего осуществления – истина как истина неудачи. Но мало, чтобы это было услышано аналитиком – это должно быть услышано самим анализантом и это составляет главную трудность анализа – как создать ситуацию, в которой слышать станет анализант?

 

Я сейчас не стану останавливаться на технических вопросах, отмечу специально, что в определённый момент наступает изменение позиции пациента на анализанта и с этого момента анализант делает свой анализ, пытаясь расслышать в своей речи повторяющиеся темы, последовательности означающих, которые заставляют воспроизводится что-то, что зачаровывает субъекта, приковывает воображение к определённому сюжету, в проигрывание которого включено «я» анализанта как исполнителя. И вот эту повторяющуюся тему, повторяющийся сюжет и предстоит обнаружить, что предположительно даст возможность расколдовать его, снять зачарованность этим сюжетом и выйти из череды повторения. В этом смысле я и решился назвать психоанализ практикой свободы.

 

БЕСКОНЕЧНОЕ ПОВТОРЕНИЕ ПОИСКА СМЫСЛА

 

Означающее не просто оказывается причиной повторения. Означающее имеет своим эффектом означаемое. Иначе говоря означающее может задавать подлежащему его сказуемое, т.е. определять не только место субъекта-подданного этого означающего в языке, но и то, что говорится об этом субъекте как подлежащем.

 

Важный момент, который далеко не всегда и не всеми принимается во внимание, что психоанализ – это анализ именно речи, высказываний пациента, а не, к примеру, анализ психики, что вроде как следует из самого термина «психо-анализ». Но тут важно учесть по меньшей мере два обстоятельства: 1) в кабинете аналитик имеет дело в строгом смысле слова только с речью пациента/анализанта; 2) субъект бессознательного предстаёт прежде всего как субъект означающего, того означающего под которым он впервые вписывается после физического рождения в речь другого. Иначе говоря, субъект бессознательного – это прежде всего субъект речи, субъект, которого мы можем распознать только по означающему, под которым он вписан в существоание в качестве говорящего сущего.

 

Так, в свидетельстве собственного анализа Э. Солано-Суарез произносит фразу, с которой начинается её анализ «Мне снилась женщина, которая приехала в Париж», которая позже будет расслышана ей как «Женщина, которая хочет рождается в Париже» (во французском qui venait (ки вюнэ) – которая приехала можно расслышать как veut (вю) – хочет и рождается nait (нэ). Это омофоническое прочтение означающего переворачивает смысл означаемого (сказуемого) и указывает прямиком на желание и его субъекта*.

 

Ещё важно обратить внимание на то, что в приведённом примере не устанавливается истинность высказывания, а в высказывается истина – истина субъекта желания, причём вы- сказывается буквально, вы- ставляется на показ.

 

И вот тут мы и можем зафиксировать момент связи истины и свободы – выставленная на показ истина, мимо которой уже не пройти останавливает неудачу в её высказывании – неудачу повторения, которая теперь может больше не повторяться. Повторение остановлено, страдание избыто, остаётся место для желания.

&nbsp

* Солано-Суарез Э.Три секунды с Лаканом //Международный психоаналитический журнал, №9, 2021.- С.119-122.

КОНСТАНТИН ЗАЙЦЕВ

другие статьи специалиста